Защита тождества от угрозы non-A – вот смысл отрицания. Противоречие имеет право отказа, отречения. Психологическим заблуждением является отрицание самостоятельности суждения отрицания, будто «нет» появляется после и словно post festum [постфактум]. Но это не только психологическое заблуждение; это одновременно и логическое опустошение, подвергающее научное мышление любого рода тягчайшим опасностям, причем не только тонким, но и самым грубым, которые опрокидывают и разрушают все мышление. Тождество оставалось бы – за что его, конечно, часто и принимают – лишь признанием голого факта, что A, несмотря на угрожающие изменения, иногда способно утвердиться. Но оно не было бы принципиальным требованием, чтобы A, как продукт суждения, пребывало в тождестве, если бы противоречие не усиливало эту компетенцию.
Как бы насущно ни проявлялись соображения об изменениях в вещах, они не должны обладать правом возражения такого рода, чтобы этим поколебать или поставить под вопрос эту юрисдикцию, эту инстанцию суждения. Те иные соображения могут заявить о себе позже; тогда им и будет дано слово. Здесь же важно безоговорочно утвердить и признать неотчуждаемое право суждения на противоречие.
Обычно думают, что противоречие присуще содержанию суждения, заключено в нем, так что из-за этого червяка содержание болеет и должно погибнуть. Однако противоречие отнюдь не является таким моментом в содержании мысли; скорее, его следует понимать как деятельность суждения. Греческое слово для противоречия (antithesis) имеет явно глагольную форму; оно выражает саму деятельность, а не содержание суждения. Таким образом, противоречие – не только основа отрицания (antithesis); но оно обозначает необходимое право утверждать противоречие. Contradictio также имеет этот глагольный характер. А opponere имеет юридическое происхождение. Оно приобретает более живой оттенок через repugnare. И потому repugnatio [сопротивление] лучше, чем repugnantia. Напротив, refutatio риторики блекнет. Так opposition выступает как repugnation утверждения, чтобы защитить тождество. Тождество – это благо, это ценность. Противоречие – это защита, это право.
Как утверждение, будучи представлением и потому мыслимое как связь, так и отрицание, также как представление, мыслится как разделение и различение. Но и здесь родовой характер суждения смешивается с видом суждения. Как связь, так и различение можно мыслить как общее выражение логической проблемы. Разделение является неотъемлемой частью объединения. И, возможно, именно требуемое проникновение разделения и объединения можно наиболее четко увидеть в отрицании. Ведь элемент, о котором идет речь, еще не порожден. В отпоре разделение проявляется наиболее явно. И все же это объединение; ибо рассматриваемый элемент сопоставляется с A. И благодаря этому сопоставлению происходит отвержение. Но поскольку суждение как разделение уже есть различение, суждение отрицания должно означать нечто иное.
Причин этой путаницы можно привести множество. Психологический взгляд уже запутывает теорию Аристотеля, так что он наряду с отрицанием устанавливает лишение (steresis). Эта координация соответствует его корреляции dynamis наряду с entelecheia. Психологически, как мыслит Аристотель, эта ступень сначала соответствует состоянию недостачи. В A недостает элемента. Отсюда возникает мысль о недостатке, который превращается в лишение? Эту трансформацию производит закон тождества. Если в тождественном A отсутствует элемент, то это отсутствие, этот недостаток следует обозначить как лишение A. Тем не менее, в лишении утверждается надежность тождества. Но этим констатируется лишь факт относительно A. Однако на этом нельзя останавливаться; ибо теперь речь идет уже не об A, а о допустимости non-A. Поэтому лишение нельзя координировать с отрицанием.
