Сон не обо мне. От Пушкина до Бродского - страница 26

Но вот строки, что и вовсе могли насторожить любого: «Теодор легкомысленно позволяет себе маленькие светские интрижки, которые, как бы невинны они ни были, могут неприятно осложниться. Я не ревнива, и у меня для этого как будто нет оснований, но я беспокоюсь, видя, как он сумасбродничает; при таком поведении человек легко может оступиться». Мне пришло в голову подсчитать даты: письмо было написано как раз в тот момент, когда моя младшая сестра Дарья только была зачата или вот-вот должна была зародиться в утробе. В это самое время mama жалуется на его сумасбродство! Стало быть, оказались у нее серьезные причины для волнений, иначе вряд ли она писала об этом. Mama беспокоилась, и не оттого ли Дарья много лет страдала нервными расстройствами?

О, маменька, если она подозревала, то я – увы! – знаю наверное! Она безусловно была права. Отец влюбился в женщину, которую Александр Тургенев назвал «Мадонна Мефистофеля» (в отличие от графини д'Арко: «Мадонны Рафаэля»). Это была моя будущая мачеха. Ее имя – Эрнестина, баронесса Дернберг.

Отец встретил Эрнестину на одном из балов. Я сама никогда не расспрашивала ни у нее, ни у него, как это произошло: мне казалось невозможным затемнять святую память о маменьке подобными расспросами. Сестрам моим мачеха поведала романтическую историю их встречи. Баронесса прибыла в Мюнхен с мужем во время карнавального сезона. Во время бала отец занимал ее светской беседой. Тут к ним подошел муж Эрнестины. Пожаловавшись на недомогание, он попрощался с женой и с моим отцом, сказав ему: «Поручаю вам свою жену», и уехал домой. Через несколько дней бедняга умер от брюшного тифа.

Сами по себе подобные встречи неизбежны: они были людьми одного круга. Но по законам нравственности таковая встреча – и даже увлечение – не должна была перерасти в нечто большее. Нет! если мужчине присуще чувство ответственности за семью, с которой он перед Господом поклялся быть связанным, и тем пуще – нет! если женщина знает, что мужчина связан семьею. К огромному несчастью, тут столкнулись две силы, для которых ни обеты, ни узы не были препятствием. О, если бы она взглянула на вещи трезво, как ей было присуще всегда! Но произошло обратное. О, если бы отец мой отвернулся от ее чар! Но нет: Мадонна Мефистофеля приковала его к себе.

Вот стихи, написанные через три года после их встречи. У меня нет сомнения, что посвящены они баронессе Дернберг.

Я полагаю, что даже великому поэту необходимы новые впечатления. Но добытые ценой безнравственности?

Какое счастье, что маменька не знала русского языка и посему была избавлена от возможности читать эти стихи. Была также Божья воля на то, что я, будучи юной и мало что понимая о жизни и о дурном в людях, узнавала обо всем не сразу, а по мере взросления! В детском возрасте я была так привязана к отцу! Называла его маленьким papa. Но с годами, осмысливая случившееся в нашей семье, я приходила к таким горьким мыслям, что поневоле характер мой претерпевал значительные изменения. Окружающих порою удивляла моя вспыльчивость, способность негодовать. Любой безнравственный поступок способен был вызвать бурю в моей душе, тем более что я всегда так легко поддавалась страстям. Как ни тягостно признаться в этом здесь, самой себе, отец служил предметом моих серьезных разочарований и причиной неудач. Так я размышляла годами, страдая при этом, разрывая свою душу, моля у Господа прощения за греховные мысли. Это ведь ко мне обращены строки: