Уайетт победно улыбается, и мне не терпится стереть эту наглую улыбку с его лица. Не могу позволить ему взять надо мной верх.
— Неудивительно, что я вас не помню, мистер Уайетт, — говорю я как можно слаще. — Мы ведь были такими маленькими.
Я делаю паузу и распахиваю глаза с напускной наивностью.
— Хотя, некоторые вещи с годами остаются такими же маленькими. Вероятно, я могла бы узнать вас по вашей маленькой… детали?
Джордж давится вином, а Норрис бьет ладонью по столу и громко хохочет. Губы Уайетта дергаются, а глаза внимательно изучают мое лицо.
Когда он снова обретает голос, то звучит мягко и с вызовом.
— А не хочешь ли взять это дело в свои нежные ручки, моя дорогая Анна? Я покажу тебе всю правду о моей... детали.
Вот ж дьявол!
Мужчины одобрительно гудят и смотрят на меня. Они будто наблюдают за теннисным матчем. И я отвечаю прежде, чем успеваю подумать.
— Тогда мне придется тщательно взвесить это великое дело, мистер Уайетт, а то ваша правда может оказаться слишком горькой, чтобы ее глотать.
Глаза Уайетта округляются, а я в ужасе закусываю губу. Ну и что я наделала? Такое непотребство достойно трактирной девки, а не королевской фрейлины.
Норрис заходится в истерике. Батлер, о присутствии которого я напрочь забыла, выглядит так, будто проглотил жабу. Джордж вскакивает, выбивая из равновесия кубок с вином, и ловит его за секунду до падения.
— Моя остроумная сестра! — восклицает брат.
Он поднимает кубок и криво улыбается, но его глаза горят яростью.
Друзья Джорджа следуют его примеру, а я делаю небольшой реверанс. Но как только я облегченно выдыхаю в надежде, что брат сладил неловкость, тишину прорезает низкий и хриплый голос Батлера.
— Остроумная?
Он, прихрамывая, подходит к нам. Батлер ниже Уайетта почти на голову, но в плечах вдвое шире и выглядит как медведь, готовый сразиться с лисой.
— Да, — кивает Уайетт. — Остроумная. Это значит… хм… изобретательная. Остроумие — признак интеллекта, друг мой.
Его слова согревают меня. Томас ловко сменил роль, и теперь мы не соперники, а союзники. Я не могу не испытывать благодарности.
— Я знаю, что значит это слово, — шипит Батлер. — И не стал бы использовать его сейчас.
— Ну, ты у нас человек немногословный, — парирует Томас. — Подскажи, какое бы слово ты использовал?
Уайетта, кажется, совершенно не заботит угроза, сквозящая в каждом движении Батлера. Наоборот, вся эта ситуация его веселит. Развлекает.
Батлер смотрит на меня — сначала бесстрастно, а потом… презрительно?
— Распутная, — выплевывает он. — Я бы использовал слово «распутная».
Вспышка гнева слепит мне глаза.
— Да как ты смеешь? — шепчу я.
Мои руки сжимаются в кулаки. Джордж в одно мгновение оказывается рядом с нами и встает между мной и Батлером, защищая меня. Или защищая его. Брат лучше всех знает, что этот неотесанный ирландец находится в опасности — когда мы с Джорджем дрались в детстве, я всегда побеждала.
Комната полнится шепотом и насмешками. Уайетт хлопает Батлера по плечу.
— Ах, мой дорогой Джеймс! Ты слишком много времени провел в доме кардинала Уолси. Неудивительно, что правила куртуазных игр обошли тебя стороной. Это же не что иное, как болтовня, дружище. Невинная и бессмысленная, но такая веселая!
Он говорит это с такой легкостью и сердечностью, что Батлер даже не понимает, что его только что оскорбили. И растерянно переспрашивает:
— Бессмысленная болтовня?
