Желудок предательски заурчал. Поесть. Нужно поесть и решать, что делать. Она вернулась внутрь, к своим скудным припасам: бутылка воды, батончик мюсли, банка тунца. Поела стоя у окна, от которого веяло холодом, глядя на мрачный пейзаж. Мысли метались. Продать? Но кому? Отказаться? И потерять этот… шанс? Бегство казалось единственным разумным вариантом. Собрать вещи, сесть в машину и уехать. Подальше от этого места.
Она уже направлялась к двери, чтобы вынести спальный мешок и матрас в машину, когда услышала звук. Не лесной, а человеческий. Голоса. Женский смех, сдержанный мужской говор. Идущие со стороны деревни. Эмили замерла у окна в холле, осторожно раздвинув пальцами слой вековой грязи на стекле, чтобы увидеть.
По заросшей тропинке от ворот шли двое. Мужчина и женщина. Он – высокий, крепко сбитый, лет пятидесяти, с седеющими вислыми усами и лицом, высеченным из того же темного камня, что и дома в деревне. Одет просто, но опрятно: темные брюки, клетчатая рубашка, жилет. Она – чуть младше, стройная, с аккуратно уложенными седыми волосами, в простом, но элегантном платье цвета хаки и легком кардигане. В руках она несла плетеную корзину, накрытую клетчатой салфеткой. Они выглядели… нормально. Обычными сельскими жителями. Более того – приятными. Но почему-то мурашки побежали по спине Эмили. Может, от контраста с окружающим мраком? Или от того, как их взгляды скользнули по фасаду дома, быстрые, оценивающие, прежде чем они улыбнулись, заметив ее в окне.
Мужчина помахал рукой. Широко, дружелюбно. Женщина улыбнулась теплой, гостеприимной улыбкой. Эмили машинально помахала в ответ, чувствуя себя пойманной врасплох. Бежать уже было поздно. Они подошли к крыльцу.
– Бонжур! – крикнул мужчина, его голос был низким, бархатистым, с приятным акцентом. – Доброе утро! Можно войти? Мы соседи!
Эмили отворила тяжелую дверь, скрипнувшую, как вчера. Холодный воздух дома хлынул наружу.
– Бонжур, – ответила она неуверенно. – Я… Эмили Картер.
– Ах, мадемуазель Картер! Мы слышали, что наследница наконец-то прибыла! – Женщина шагнула вперед, ее улыбка стала еще шире, но глаза, темные и проницательные, оставались какими-то… недвижимыми. Как у куклы. – Я Женевьева ЛеКлер. А это мой муж, Пьер. Мы живем на другой стороне деревни, ферма ЛеКлер. – Она протянула руку. Ее ладонь была сухой и прохладной. Рука Пьера, когда Эмили пожала ее, была твердой, как камень, сцепление сильным, почти болезненным. Его улыбка не добралась до глаз, которые холодно скользнули по её лицу, потом заглянули за ее спину, в сумрак холла.
– Очень приятно, – пробормотала Эмили. – Простите за беспорядок… Я только вчера приехала.
– Не извиняйтесь, дорогая! – воскликнула Женевьева, грациозно входя в дом, словно переступала порог салона, а не руины. Ее взгляд скользнул по облупившимся стенам, грудам мусора, паутине без тени осуждения, лишь с легкой грустью. – Бедный старый дом. Он так долго ждал хозяина. Мы так рады, что нашелся наследник… и такой молодой, полный сил! – Она повернулась к Эмили, и ее взгляд стал изучающим, почти хищным. – Вы ведь планируете остаться? Вдохнуть в него новую жизнь?
Эмили запнулась. «Нет, я собираюсь сбежать отсюда как можно скорее» – не хотелось говорить это в лицо этим, казалось бы, доброжелательным людям.
– Я… еще не решила. Дом требует очень много работы.
– О, это несомненно! – вздохнул Пьер, его бархатный голос звучал сочувственно, но в нем слышалось что-то металлическое. – «Ла Гранж Нуар» – старинное место. Сложный характер. – Он сделал шаг вперед, его тень легла на Эмили. – Не всем он дается легко. Ваша тетя… мадемуазель Аделина… она тоже была… своеобразной. Затворницей. Не смогла найти с домом общий язык, что ли.
