Валюта самоуважения - страница 4
Говорили о городе. О пробках – вечном фоне. Андрей вел речь плавно, низким, поставленным баритоном – ровный гул V8 на холостых. Рассказ о проекте, о виражах переговоров. Фразы – отточенные, аэродинамичные. Я кивал, ощущая себя вдруг… пешеходом. Затерянным в потоке его высоких оборотов. Моя старая кожаная сумка, верный спутник лет пяти, висела на спинке стула – потертый угол, растянутый ремешок. Моя летопись.
Пауза. Его радарный взгляд – холодный, методичный – скользнул вниз. Зацепился за сумку. Задержался на потертости. И он выдохнул это. Не со злостью. Не с вызовом. С констатацией. Как диагноз неизлечимой болезни:
«У тебя сумка, кстати, – ширпотреб».
Слово повисло. Как запах гари после экстренного торможения – резкий, удушливый, въедливый. Не обида. Уничтожение. Точный удар под дверь на скорости. Разрушение балок.
Макс заерзал, фальшиво хихикнул: «Андрей, ну ты гонишь…». Но меня уже накрыло. Волной не гнева (хотя искра мелькнула), а острого, леденящего озарения. Рефлексия, как нож: Броня, не поза: Его излучение – не внутренний стержень. Это корпус. Дорогой, полированный, но требующий жертв. Жертвоприношения – в виде чужой неидеальности. Моя сумка – полигон для его самоутверждения. Объективация: «Ширпотреб» – не про кожу. Про меня. Низведение до уровня некондиционного товара. До фона. Как тот пешеход перед его Porsche – помеха, недосущество, «нищеброд». Мир его – бинарный код: Премиум или Шлак. Диссонанс – двигатель: Его поза – не случайность. Система. Здание совершенства требует постоянной подпорки – отрицанием другого. Дрожь в его руках на сторис, истеричный крик на пешехода – не слабость. Оборотная сторона брони. Страх быть разоблаченным. Страх оказаться… ширпотребом под глянцем. Агрессия – единственный клапан. Запах страха: В момент вердикта я не учуял его превосходства. Поймал другое. Едва уловимое. Запах страха. Страха, что его собственная конструкция хрупка, как мой потертый угол. Что под часами и тканью скрывается та же трещина. Этот страх – делает жестоким. Как жесток водитель, жмущий газ от испуга. Мой ракурс: Я не спорил. Не оправдывался. Просто смотрел. На безупречный манжет. На холодный блеск стекол часов. На напряжение в челюстной мышце, скрытое гладкой кожей. Я видел не успех. Видел сложную, дорогую машину, чей мотор работает на страхе и презрении. Машину, готовую сорваться в занос от одного неверного слова. И понял: Лучше быть честным «ширпотребом», знающим свою цену, чем блестящим Porsche, чей водитель боится собственной тени и сжимает руль в дрожащих пальцах, ненавидя мир за стеклом. Его уверенность – лишь дорогая краска. А под ней – все тот же зияющий парадокс, пойманный камерой в углу кадра. Теперь – пойманный моим взглядом. Диагноз поставлен.
Молчание после его слова «ширпотреб» растянулось, как резина перед разрывом. Неловкость Сергея была почти осязаемой – он переминался с ноги на ногу, его взгляд метался между Андреем, моей сумкой и куда-то в сторону бара, ища спасения в новой порции виски или знакомом лице. Он был мокрым местом в этой ситуации – ни рыба, ни мясо, ни премиум, ни ширпотреб, вечный посредник, чья роль – сглаживать углы, которые такие, как Андрей, точили с особой тщательностью. Его нервный смешок застрял в горле. «Ну… сумка как сумка, функциональная же, да, Макс?» – выдавил он, пытаясь натянуть улыбку. Это был не вопрос, а мольба: Пожалуйста, согласись, не усложняй, давай забудем.