Моя сумка мягко билась о бедро. Я поймал на ней взгляд случайной парочки, проходящей мимо. Девушка что-то шепнула парню, он усмехнулся. Может, тоже подумали «ширпотреб». Но мне было плевать. Эта сумка была моей. Моей жизнью. Моими книгами, блокнотами, потрепанным кошельком и ключами от квартиры, которая не была пентхаусом, но была домом. В ней не было фальши. Не было необходимости кричать «Жизнь удалась!» в камеру, заглушая внутреннюю дрожь.
Я вспомнил его глаза в момент, когда я упомянул сторис. Этот миг чистой, животной паники. Его броня была не просто хрупкой. Она была прозрачной. Для тех, кто хотел видеть. Он был не Porsche. Он был человеком в дорогом костюме, отчаянно играющим роль Porsche, боящимся, что в любой момент двигатель заглохнет, а колеса окажутся из папье-маше. Его «премиум» был ширмой, за которой прятался испуганный, озлобленный ребенок, бросающийся словами-камнями, чтобы отогнать призрак собственной несостоятельности.
Я шел по тротуару, растворяясь в толпе. Среди таких же, как я, «ширпотребных» людей. С потертыми сумками, неидеальными лицами, усталостью в глазах после рабочего дня. Мы не транслировали успех. Мы просто жили. Иногда тяжело, иногда с радостью, без пафоса и без необходимости кого-то унижать, чтобы почувствовать себя выше. Наши трещины были видны. И в этом была странная сила. Нам не нужно было дрожать, боясь, что кто-то их заметит.
Где-то там, в баре с видами на ночные огни, Андрей, наверное, уже собрал свою маску обратно. Нашел новых слушателей для рассказов о проектах и переговорах. Обронил еще пару уничижительных замечаний в адрес официанта или чьих-то туфель. Залил тлеющий внутри страх дорогим виски и самоуверенностью. Завтра он снова сядет в свой Porsche, сожмет руль, возможно, снова почувствует онемение в кончиках пальцев, увидит в зеркале пешехода в помятой куртке и снова крикнет что-то злое в опустошенный салон или, того хуже, в камеру. Цикл повторится. Двигатель на страхе и презрении требует постоянной заправки.
А я шел домой. Моя потертая кожаная сумка была моим щитом. Не от мира, а от иллюзий. От необходимости быть кем-то, кем я не был. От страха оказаться недостаточно «премиум». Я был тем, кто я есть. Ширпотреб? Возможно. Но честный. Без дрожи в углу кадра. И в этом была моя, тихая, неубиваемая свобода. Свобода не бояться собственной тени. Свобода не сжимать руль жизни до побеления костяшек, пытаясь удержать контроль над тем, что в принципе невозможно контролировать – над мнением других, над своим страхом, над хрупкостью собственной конструкции. Моя конструкция была простой, и в этой простоте была ее прочность. Я не боялся трещин. Они были частью ландшафта. Частью моей, настоящей, неглянцевой истории.
Глава 3 «Щедрость на показ»
Ресторан был его выставочным залом. Полумрак, дорогой гул голосов – не разговор, а статусный фон, как шум шин на мокром асфальте. Сверкание хрусталя ловило отблески его уверенности, работая на образ, как безупречный воск на капоте перед фотосессией. Мы сидели вчетвером: я, Макс (вечный посредник, нервно теребящий салфетку), его девушка Катя (сияющая отраженным светом его показного блеска) и Он – Макс. Его Porsche ждал у входа, холодный, отполированный до зеркальности, точная копия его улыбки, когда он листал меню. Кожа переплета – как кожа его портфеля. Цены – просто цифры на пути к подтверждению статуса.
