Ричард не пробовал ростбиф. Для него еда была лишь топливом, досадной необходимостью, отвлекающей от главного – игры. Он механически подносил вилку ко рту, его челюсти двигались, но мысли были далеко отсюда. Они были в конференц-зале в центре города, в клубах сигарного дыма, в мире цифр и графиков, где все было просто, ясно и жестоко. Мир делился на хищников и добычу. Он был хищником. Он всегда должен был быть хищником.
За этим столом он тоже охотился.
Он смотрел на отца, сидящего во главе стола, и видел не родителя. Он видел препятствие. Седого льва, старого, потерявшего хватку, но все еще занимающего прайд. Лев рычал, демонстрировал клыки, но его лапы уже не держали так крепко. Ричард чувствовал это. Он чуял запах слабости, как акула чует кровь в воде.
«Мы не покупаем проблемы. Мы создаем желания».
Старая пластинка. Одна и та же песня уже двадцать лет. Отец застрял в шестидесятых. Он все еще верил в магию бренда, в то, что можно продать людям кусок красиво окрашенного пластика за бешеные деньги, просто назвав его произведением искусства. Когда-то это работало. Но мир менялся. Надвигался топливный кризис. Люди начали затягивать пояса. Они все еще хотели статуса, да, но они хотели его подешевле.
«Консолидейтед Текстиль». В уме Ричарда всплыла таблица. Их активы: три фабрики, налаженная логистика, контракты с крупными универмагами. Их пассивы: долги, устаревшее оборудование, неэффективный менеджмент. Отец видел только пассивы. Ричард видел возможность.
План был прост, как удар кастетом. Войти, пока они на коленях. Выкупить контрольный пакет за гроши. Уволить половину менеджеров. Взять кредит под залог их же активов. Модернизировать одну фабрику, две – продать, чтобы погасить кредит. Перепрофилировать их с дорогих тканей на качественные, но доступные товары для дома. Запустить под новым, более демократичным брендом. Потоки наличности. Рычаг. Доминирование. Это была не просто сделка. Это был блицкриг.
А отец этого не понимал. Он был художником, творцом иллюзий. Ричард был солдатом, воином реального мира. Он смотрел на руки отца, державшие нож и вилку. Пальцы, чуть искривленные артритом. Замедленные, старческие движения. Этот человек больше не мог вести компанию. Он был тормозом. Якорем, который тащил их семейный корабль на дно, в то время как другие, более быстрые и безжалостные, уходили вперед.
Нужно было его убрать.
Не физически, конечно. Это было бы грубо и неэффективно. Его нужно было убрать с доски. Лишить власти. Запереть в его роли «почетного председателя», вручить ему золотые часы и отправить на покой, чтобы он мог до конца своих дней переставлять свои бесполезные статуэтки.
Мысли Ричарда работали быстро и холодно. Сначала – совет директоров. Мюррей и Филлипс были его людьми, они пойдут за ним. Старик Джонсон колебался, но он был трусом; его можно было купить или запугать. Оставался отец и его верный пес, Ковальски. Два на три. Шансы были. Нужно было подготовить презентацию. Цифры, графики, прогнозы. Показать им кровь в воде. Показать им, что старый лев ведет прайд к голодной смерти.
Он снова посмотрел на семью. Леонора, как всегда, на грани нервного срыва, ищет крошки похвалы, как голодная собака. Жалкое зрелище. Она была продуктом отцовской системы ценностей – идеальной вещью для идеального дома. Бесполезной в реальной борьбе. Ее муж, этот циничный интеллектуал Стивен, презирал их всех, но слишком любил их деньги, чтобы рыпаться. Он был безопасен. А вот Бренда…
