Айгуль, заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядку волос, поспешно скрылась в полумраке дверного проёма. Я с трудом удержался от того, чтобы не проводить восхищённым взглядом её бёдра, покачивающиеся из стороны в сторону. Закончив делать вид, что действительно интересуюсь большинством выставленного барахла, я наконец-то оказался в дальнем конце лавке, где находились картины девушки.
Я ожидал увидеть что угодно. Действительно безвкусную мазню или банальные натюрморты, на которых в лучшем случае могли заменить кабачки с помидорами на пистолет и россыпь патронов. Или же репродукцию картин прошлого, о которых теперь мало кто помнил. Ещё был велик риск нарваться на однотипные пейзажи, сделанные на скорую руку. Настолько скорую, что художник зачастую даже не старался вложить в них хоть толику таланта.
Но первое, на что упал мой взгляд, оказалось полотно шириной почти метр, натянутым на крепкую деревянную раму. Я невольно замер, не в силах отвести глаз от изображения навсегда застывшего на поверхности холста.
Это был небесный разлом, который я видел в тот самый роковой день. Мне встречалось множество подобных картин. Это была достаточно популярная тема у художников, переживших Великую Катастрофу. Ведь никто практически не успел сделать снимки этого явления или заснять на видео. А если и успел, то, скорее всего, не пережил этот день, превратившись в искрящийся манекен, покрытый чёрной сажей.
Первое время подобные картины вызывали у меня раздражение, потому что каждый раз тревожили память о погибших родителях и жизни, которой больше нет. А потом, спустя годы, наоборот, вынуждали просто улыбнуться. Ведь каждый новый художник начинал добавлять в картины своё уникальное видение, чем всё дальше и дальше уходил от реальности. А потом я и вовсе утратил интерес к подобной тематике.
Но этот раскол был нарисован так, будто бы он только что вспыхнул прямо на поверхности холста. Казалось, что пройдет ещё секунда, и меня собьет с ног невероятной силы ураганный ветер. Я смотрел на холст и не мог произнести ни слова. Я снова чувствовал себя семилетним мальчишкой, застывшим от ужаса.
Возможно, всему виной было плохое освещение дальнего угла лавки, но мне начинало казаться, что полотно медленно увеличивается в размерах. Резкие тревожные мазки словно стремились сорваться со своих мест, окутав меня облаком сажи. Будто Катастрофа решила вернуться за мной спустя десятки лет, чтобы не дать второго шанса пережить этот день. От всего этого в моей душе начинал шевелиться давно забытый страх… Я сдавленно чертыхнулся и, невольно моргнув, с трудом отвёл взгляд от застывшего на холсте разлома.
В нижней части картины, в более светлых, контрастирующих с общей гаммой тонах был изображён УАЗ-ик и стоящий рядом с ним человек. Вернее их контуры на фоне красно-оранжевого неба. И человек и автомобиль были проработаны не так детально, будто были призраками. Или некими образами из странного видения о возможном будущем. Мне казалось, что это два времени, прошлое и настоящее, которые разделяли картину пополам, буквально растворяясь друг в друге. Голова человека была поднята, словно он смотрит прямо на раскол. Но в то же время вдали виднелись еле различимые силуэты разрушенных многоэтажек большого города. Так что по замыслу художника он вполне мог смотреть и на них.
Я так и стоял напротив, чувствуя, как меня переполняют давно забытые эмоции. Страх. Щемящая тоска. Какая-то безысходность. Но в тоже время было и что-то светлое в этой картине. Какая-то призрачная надежда или просто философичное высказывание художника, что несмотря ни на что, жизнь продолжается.
