— Подай своему мужу водки, София, — он лениво кивнул на столик у стены. — В синем графине.
Не чувствуя ног, я подошла, дрожащими руками налила в рюмку вонючее содержимое, проливая на фрукты. Очень хотела глотнуть сама, если он не видит. Но не решилась. Я не представляла, что он сделает, если заметит. Я развернулась, медленно пошла к нему, держа рюмку в вытянутой руке. Жидкость угрожающе плескалась, заливала пальцы.
— С улыбкой.
Я вздрогнула от его голоса, и водка щедро выплеснулась, ополовинив рюмку.
— Ну же, улыбайся, София.
Уголки моих губ нервно дрожали. Конечно, это была не улыбка — гримаса. Но это все, что я могла сейчас. Я подошла к нему, ждала, когда заберет. Марко протянул руку, накрыл мою ладонь и сжал, не позволив отстраниться. Дернул, опрокидывая содержимое себе в рот. Наконец, поднялся с кровати, вытащил пустую рюмку из моих пальцев и отшвырнул. Кажется, она чудом не разбилась.
Марко притянул меня к себе, смотрел в лицо:
— Если ты не окажешься девственницей…
Он не договорил. Повисла многозначительная пауза.
Внутри все сжалось от ужаса. Нет, я была нетронутой, как он и требовал. Но больше всего на свете я бы хотела сейчас оставить его ни с чем. Чтобы все уже случилось по взаимному влечению. С другим, не с ним. Чтобы тот, кому я отдалась, был нежным, ласковым. Чтобы я не боялась его, чтобы любила. Чтобы хотела этого сама. Я бы хотела хотя бы сохранить в памяти что-то хорошее, настоящее. То, от чего бы сердце сладко щемило. Прежде чем достаться своему мужу… И я должна буду отвечать так, как он хочет. Делать то, что он хочет. Не возражать. Не сопротивляться. Умереть… чтобы перестать быть собой и стать той, кем он хочет меня видеть.
Он снял с моей головы цветочный венок и вертел его в руках:
— Отвечай мне, София: так ты сохранила себя? Для меня? Свою девственность? Я не буду опозорен?
Он прекрасно знал ответ. Но хотел, чтобы я отвечала сама, проговаривала, будто предлагала себя. Это было унизительно. Когда все закончится, я стану такой же грязной, как его шлюхи. В горле так пересохло, что я не могла сглотнуть. Было просто нечем. Я не хотела отвечать. Ужасалась от того, что он теперь имел полное право задавать мне такие вопросы. Имел право на все.
Мы с Джинни много раз пытались предположить, что будет, если я решусь обмануть его. Да, если бы узнал, он бы ни за что не женился, но… Мы обе сходились на том, что наши домыслы едва ли могли вместить все, на что мой муж был способен.
— София!
Я уже уловила скребущее раздражение в его голосе.
— Ты девственница?
Я старалась не смотреть на него. Едва разомкнула губы:
— Да.
Марко молчал, лишь тяжело выдыхал мне в лицо парами алкоголя. Коснулся моей щеки, поглаживал пальцами. Я едва стояла на ногах, чувствуя, как дрожат колени.
— Если ты мне солгала — горько пожалеешь. Я такого не прощу, София. Ты станешь обычной шлюхой. Сукой, недостойной облизывать мои сапоги. Дрянью. Ты еще не знаешь, как обходятся с дрянью. Ты же не хочешь это узнать?
Я почти выкрикнула, не в силах это слушать:
— Я девственница! Поклянусь всем, чем хочешь.
