Журнал «Логос» №2/2025 - страница 10

Оценивая характер разнообразных жестов Суллы, следует иметь в виду его образованность: в знании греческой и римской литературы он не уступал ученейшим современникам – это мы слышим от Саллюстия, который не был поклонником диктатора (Iug. 95).

Стремление к раскрепощению, похоже, носилось в воздухе. За Суллой последовали другие римские политики. Словно с цепи сорвались! Даже идейный консерватор Катон вел себя не прилично, но как считал нужным: например, приходил раньше всех в сенат и, пока прочие собирались, – уважаемый римский сенатор! – демонстративно читал какую-нибудь книгу[23].

Впрочем, разнообразие в самовыражении политиков Поздней Республики редко приводило к вариантам, заставляющим вспомнить о декадентстве. Но кое-что в таком духе проникло в более широкие круги. В связи с событиями загадочного заговора Катилины (63 год до н. э.) мы находим у Саллюстия портрет своего рода декадентки по имени Семпрония:

Римские женщины последнего века Республики – особая и очень интересная тема. По ним сходили с ума, спрашивали их совета, они могли играть существенную роль в закулисной политике. Здесь многое больше похоже на Париж, чем на Афины. И в ряде других отношений личная и общественная, литературная и политическая жизнь Поздней Республики близка к европейской. Но все это, конечно, близость относительная. Так и с декадентскими повадками и настроениями: они были, но несопоставимого масштаба и значения. В рамках римской жизни декадентское поведение осталось в значительной мере привилегией тиранов – Суллы, Калигулы, отчасти Нерона.

Калигула был у власти недолго (37–41 годы) и успел немногое. Когда хлеба в Риме оставалось на неделю, а император, по своему обыкновению, занимался какой-то сумасбродной дорогостоящей чепухой, преторианцы, сообразив, что им скоро придется иметь дело не с горсткой сенаторов, грезящих о республике, а с разъяренной голодной толпой, отправили повелителя в царство мертвых.

Калигула, положим, не декадент, а попросту бесчувственный самодержец и мегаломаньяк, решивший, что ему позволено все, что только заблагорассудится. Однако даже такой ничтожный человек, будучи, как никто, раскрепощен, оказался способным на одну выдающуюся и, можно сказать, декадентскую выходку. Я присоединяюсь к легиону тех, кто ловит себя на желании аплодировать зачислению коня в состав сената. Это было свежо и дерзко, при этом не прямо оскорбительно: и потому, что никакого оскорбления не было произнесено, и потому, что конь – животное благородное, которое к тому же верно служит Императору, это не то, как если внести в список сената свинью. Конь в сенате – ироничный и емкий жест, насыщенный смыслом. Сенат – это почтенный совещательный орган власти, там высказываются умудренные опытом люди – и вот их высказывания приравниваются к ржанию животного; сенат, стало быть, ничего не значит, и значу здесь только я. Жест тут выразительней и эффективней, чем слова, поскольку слова, соответствующие смыслу послания, прозвучали бы тривиальным, высокомерным оскорблением. В общем – это стильно, Калигула поступает как эстет.