Послушно встала на калитку, ощущая как она вибрирует и подрагивает под ударами. Второго молотка у меня не было и Дрей подколачивал разболтавшиеся доски обухом собственного топора.
— Хотела тебе сказать... — начала говорить совсем о другом. — Про твои слова. Я думала о них.
Дрей на мгновение вопросительно поднял глаза.
— Помнишь? — осторожно спросила. — Ты ночью сказал, что не знаешь, что делаешь, зачем...
Договорить не успела, Дрей быстро оборвал.
— А, это... Пустяк, забудь, — грубовато обронил. — Ночной треп. Так, сорвалось с языка. Настроение было неважным... В порядке все.
— Ты хороший вырос... — все равно сказала я, огорчаясь, но не подавая виду. Потому что я вчерашней ночью — не трепалась, от сердца говорила.
В ответ на мои слова Дрей почему-то поморщился.
— Да уж, хороший... Даже слишком! — иронично заметил, особенно сильно долбанув по гвоздю, и мотнул мне головой — отходи.
Отшагнула на землю, не особенно понимая горького привкуса, скрытого в его словах.
— В самый раз хороший, — уточнила, снова огорчаясь, потому что Дрей реагировал не так, как я думала. — Помогаешь без просьб, просто потому что можешь... Вот бабушке крышу стелишь, Рикона принес, мне руку вправил, калитку чинишь... Берешь — и делаешь, даже не ждешь ничего. Такие как ты — редкость, Дрей. Большинство просто мимо проходят, если не их дело. Может ты не знаешь, куда идешь или зачем... Но спасибо тебе, что пришел... сюда.
За Дреем в тот момент я следила и заметила, как он помедлил с новым движением, задержал руку. На мои слова не сказал ничего, просто кивнул.
Я замолчала, не зная, что говорить. Дрей продолжал молчать, и я отступила.
Наверное, ночью близость просто привиделась, показалась. Чего только не бывает... То, что происходит ночью, остается в ночи, Волчице ли не знать? У дня другая суть — то, что происходит днем, переходит в следующий день, а дальше — уж как получится. Я уже почти шагнула за невидимую границу, оставшуюся на месте отсутствующей калитки, когда Дрей меня окликнул.
— Риса.
Голос звучал странно близко, буквально над ухом. Оглянулась. Мужчина возвышался надо мной уже рядом, совсем близко.
— Далеко не уходи, — мягко произнес.
Ласковые слова пробили границу, миновали Рисанию-хозяйку-калитки, проплыли мимо Рисании-матери-Рикона и опустились у ног той Рисании, что родилась раньше тех двух вариантов.
«Не уходить?»
Кожа у Дрея была загорелой, золотисто-теплой, а глаза сочились серым зимним холодом. У застывшего ручья такой цвет: прозрачный серый вперемешку с белыми пузырьками воды. Волосы — пепельные, опять холодные, но от кожи пышет горячо,как от печки. Правая половина лица в шрамах, злых, искажающих, боевых. Левая половина — чистая, как у юноши. Контраст, контраст, опять контраст.
И очередным контрастом за спиной зазвучал ненавистный знакомый голос.
— С-е-ерый...
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
