Мемуары ополченца «Посетитель» - страница 31

Заступая в дозор, вижу цепь огней чуть ниже Грабово.

Дежуривший Володя объясняет её происхождение:

– То обстреляли нас. Три выстрела прилетело. Подожгли траву.

Грохот, что я принял за короткий залп нашей установки, было «ответкой».

– Володя? Так я боевое крещение проспал?! – спрашиваю я полушутя.

Он смеётся:

– Да не, какое там! То далеко легло!

Огонь перекидывается на поле и подступает к секрету. Нас накрывает смог. Становится заметно теплее. Треск пожираемой пламенем сухой соломы слышен уже отчётливо. Возникает угроза для спрятанной в кустах машины. Готовимся к спешной эвакуации, но ветер резко меняет направление и сдувает пал к грабовской дороге.

По округе мы носимся на красной Юриной «четвёрке». Он ездит смело и быстро. Поднимая столбы пыли на высохших просёлках, гремя раздолбанным железом на остатках асфальта, летит наш маленький отряд по только ему одному ведомым делам. Навстречу, щетинясь стволами, грозные, как петроградские броневики, лихие, как тачанки Гуляйполя, спешат машины ополчения. У кого хватит духу остановить или не пропустить таких?! Горячий ветер и пьянящее счастье вооружённой свободы – что может с этим сравниться? Когда ты чувствуешь себя равным среди опасных! Когда ты сам – опасен!

Каждый день, оставляя на посту наблюдателя, мы ездим в штаб отряда или в Торез. По городу, как и остальные ополченцы, ходим с оружием. Мирное население относится к этому спокойно. Мне кажется, что здесь, в отличие от Снежного, на человека с автоматом смотрят уважительно, без страха. Может быть, сказывается близость передовой. На улицах людей в форме не много. Видно, что это бойцы из местных. Ополченцы ведут себя подчёркнуто корректно при бытовых контактах с гражданскими. Попадается несколько очередей, в которых военные стоят наравне со всеми. Солдаты не требуют скидок или отпуска товаров в долг. Побо́ров или принуждения к сотрудничеству со стороны военных лично я – не вижу. Просьбы к «мирняку» звучат именно как просьбы. В отряде становлюсь свидетелем характерного разговора: один из бойцов, считая мелочь, прикидывает, хватит ли до города Снежное на маршрутке. Ему напоминают, что ополченцы имеют право ездить в общественном транспорте бесплатно.

– Бабульки платят, а я что ж, здоровый бугай, даром поеду? Чё позориться, – отвечает парень. Они здесь свои, им здесь жить после войны.

Несколько раз я обмениваю небольшие суммы рублей на гривны. Мои контрагенты – а это, как правило, возрастные тётки-продавщицы – сами назначают стоимость местных денег. АК за моей спиною их не смущает и не влияет на обменный курс. Сторговавшись купить две тысячи рублей, женщина вытаскивает из-под фартука толстую пачку банкнот и отсчитывает нужную для конвертации сумму. В этот момент мы с ней в торговом зале одни – не боится. Человека с ружьём – не боится.

В одном из магазинов, докупая продукты к пайку, сталкиваемся с навязчивым желанием хозяина одарить нас упаковкой бутилированной воды. Вова и я благодарим мужчину и вежливо отказываемся от вспоможения – вода у нас есть. Но тут появляется рачительный Олейник. Он откликается на альтруистический порыв лабазника, да так сердечно, что даритель добавляет к своей первоначальной скромной лепте несколько блоков дорогих сигарет и килограмм пряников. Всё-таки душевный человек наш Юрий Петрович.

Володе Криволапову сорок пять лет. Невысокого роста, с заметным животиком, мягкий, аккуратненький, одним словом – котофей. Круглое лицо Володи почти всегда выражает лёгкое, весёлое удивление. Умён, непрост, спокоен, основателен. Коренной житель, шахтёр, но в отличие от Ивана и Юрия из начальников, может быть даже, из больших. Я допытываюсь, кто он по должности, – Криволапов отшучивается.