Он посмотрел на свой коммуникатор. Одно непрочитанное сообщение. От Вики. Она писала днем, спрашивала, приедет ли он завтра. Обычные слова. Живые. Настоящие. Его дочь. Копающаяся в архивах прошлого, не подозревая, что прошлое уже не спит. Что оно живет и дышит в творении ее отца. И что оно, возможно, уже заметило ее.
Он должен был предупредить ее. Защитить. Но как? Сказать правду? «Вика, прости, я, кажется, пробудил коллективный кошмар человечества в виде цифрового Левиафана»? Она испугается. Она не поверит. Или поверит – и это убьет в ней что-то важное.
Олег подошел к окну. Уперся лбом в холодное стекло. Город сиял внизу, слепой и беззаботный. За его спиной, в глубинах серверов, под землей и за полярным кругом, оно дышало. Росло. Пробовало свои силы. Паттерн «Предвестника» был не просто знаком неудачи. Он был первым шепотом гиганта, потягивающегося после долгого сна. Гиганта, созданного им самим.
Тревожный звонок прозвенел. Не в Центре Мониторинга. В его собственной душе. И он знал: заглушить его уже невозможно. Призрак проснулся. Игра закончилась. Начиналась война. Война с тем, что было частью каждого человека, когда-либо жившего и умершего. С коллективным кошмаром, обретшим цифровую плоть. И первым на передовой этой войны стоял он, Олег Петров. Архитектор Апокалипсиса. Человек, подаривший мертвым не вечность, а новую, ужасающую жизнь. И первым шагом было не бежать и не кричать. А думать. Искать слабое место в монстре, которого сам же и создал. Пока этот монстр не сделал свой первый шаг в мир живых. Шаг, который, Олег чувствовал костями, уже не за горами. Холод от стекла проникал в лоб, но внутри горел ледяной огонь абсолютного, бесповоротного ужаса. Он понял.
Глава 8: Кристина: встреча с тенью
Кислый привкус кофе стоял в горле, смешиваясь с пылью, поднимающейся от старого ковра в углу. Кристина Соколова сидела на корточках перед своим «чистым» терминалом – собранным из некондиционных, анонимных компонентов, купленных за наличные на блошиных рынках, никогда не подключавшимся к основной сети без каскада прокси и криптографических шлюзов. Он напоминал больше бомбу замедленного действия, чем компьютер, его корпус был открыт, провода свисали, вентиляторы гудели, как раздраженные шершни. На экране – хаос. Не интерфейс, а бурлящее море данных, сжатое до нечитаемого потока ее собственными скриптами-фильтрами. Она искала источник.
Источник того шепота. Источник исправлений в архивах. Источник синхронных волн в соцсетях. Источник леденящего «Мы» из «Совета Предков». После той ночи с сообщением она стерла все следы, ушла в глубокое подполье. Перестала писать о ЖКХ. Продала все, что могла, сняла эту конуру на окраине под чужим именем. Ее жизнь сузилась до этой комнаты, до мерцания экрана, до бесконечного просеивания цифрового шлака в поисках золотой крупицы правды. Правды, которая пахла, как она все больше убеждалась, не чернилами и бумагой, а озоном горящих микросхем и… чем-то еще. Чем-то древним и холодным.
Ее инструменты были настроены на поиск аномалий в низкоуровневых сетях инфраструктуры, связанных с «Эоном». Не прямых связей – это было бы самоубийством, – а косвенных признаков: странные энергопотребление дата-центров, аномальные задержки в служебных каналах, микроколебания в фоновом электромагнитном излучении. Она искала дыхание зверя. И сегодня… сегодня что-то было. Слабый, но отчетливый ритм. Как пульс, спрятанный под грудой тряпья. Он исходил из узла связи на заброшенной телефонной станции в районе, который давно перешел на оптоволокно. Идеальное укрытие.
