Борисова качает головой и, сделав несколько глубоких вдохов, хватается за ручку клетчатой сумки:
— Идём уже, а то мы так никогда отсюда не выйдем. Я смогу. Я справлюсь. — подбадривает саму себя, немного кряхтя.
Равняюсь с мужчиной и делаю первый шаг со здоровой ноги. Левое плечо буквально простреливает холодом. Ощущение такое, словно я к куску льда голой кожей приложилась.
Морщусь, но с курса не сбиваюсь. Знаю, что впереди три несчастные ступеньки, на которых я отдам хорошо если не все силы. Ну и порог. Перед ними. Но порог это так, ерунда. Я приноровилась уже через него перемахивать, хромая вечерами себе за кофе в автомат.
Беру высоту и, закинув вперёд костыли, ловко соскальзываю с порога.
Оборачиваюсь.
— Какая ты молодец. Горжусь. — натужно кряхтит Наташка.
Я улыбаюсь и уступаю ей дорогу. Там впереди ступеньки, и лучше бы ей пойти первой. Если я грохнусь, то хотя бы кубарем не скачусь. Чай приторможу о неё или свои пожитки.
Пропускаю подругу вперёд и скольжу взглядом по ортопедическому отделению. Адовое место. Хорошо, что мой лечащий врач пошёл мне навстречу и отпустил меня домой чуть раньше положенного. Я бы здесь чокнулась ещё неделю торчать.
Глаза выхватывают мужчину, с которыми я боялась не разминуться в довольно нешироком коридоре, и подозрительно сужаются.
Стоит. Смотрит на меня. Чего не идёт, куда шёл? Никогда хромую девку не видел на костылях, что ли?
Глупая моя голова. Видел, конечно. Мы же в специальном отделении областной травматологии. Здесь все такие. На этом этаже, во всяком случае.
— Ты чего встала, Инка? — зовёт Наташа.
— Да мужик стрёмный пялится. — не испытывая и тени смущения, нарочито громко оглашаю я. Это не мне должно быть стыдно, а ему. Сам, как из могилы только вылез, неряшливый, с тёмными кругами под глазами и серой кожей, а на меня смотрит, будто это я выгляжу не комильфо, а он здесь пуп земли, понимаешь ли.
— Какой мужик? Врач?
Наташка оживает и мигом забывает о своей ноше. Бросает сумку и мчится ко мне, на ходу поправляя светлые локоны.
О-о-о-о-о, да. Ей же мой лечащий врач понравился. Зря Андрей Леонидович не носит обручального кольца во время обходов и осмотров. Для Борисовой это же как красная тряпка для быка. Чувствую, она радости от моей скоропостижной выписки не испытала не только из-за того, что ей приходится возиться с почти инвалидом, прости меня господи.
— Ушёл уже? Гадство! — скривив губки, подведённые нюдовой помадой, Наташка хмурится. — Похромали тогда поскорее уже отсюда.
Э-э-э-э… Повылазило ей, что ли?
— Да я не про врача, дурочка. Вон, мужик стоит.
Борисова смотрит на меня как на идиотку:
— Где?
— В пи… — задыхаюсь от возмущения и раздражения, — В гнезде! Да посреди коридора.
Подруга вертит головой во все стороны, чем выводит меня из себя:
— Ха-ха, Наташ. Браво. Да. Очень смешно.
Скриплю зубами и всё-таки иду ва-банк. Точнее, вперёд на ступеньки. Обидно, конечно, но у Наташи всегда было своеобразное чувство юмора. Впрочем, мне грех обижаться — у меня оно, чувство юмора, ещё хуже.
Весь путь к маленькому жуку подруги, я преодолеваю, плотно сжав губы и упрямо глядя себе под ноги. Не хочу думать о плохом. Мне и так хватает поводов, чтобы огорчаться. Не хватало ещё с подругой ссориться из-за ерунды.
Кто меня через неделю на приём сюда же, к Андрею Леонидовичу повезёт, м?
