Психолого-историческая реконструкция социальных трансформаций российского интеллектуального поля на рубеже XIX-XX столетий как фактор становления феномена советской интеллигенции. - страница 7

«Проклятые поэты» во главе с Полем Верленом формируют новое настроение эпохи, которое «Le decadent» характеризует следующим образом: «Современный человек всем пресыщен. Утонченность аппетита, ощущений, вкуса, туалетов, удовольствий; невроз, истерия, увлечение гипнозом и морфием, научное шарлатанство, страстное увлечение Шопенгауэром – таковы симптомы социальной эволюции»52. В определенной степени перед нами предстает своего рода манифест нового движения, отражающий умонастроения эпохи и полномасштабную трансформацию массового сознания, сравнимую с ощущением упадка, «витавшем в воздухе» в эпоху кризиса III века. Обращает на себя внимание трактовка «надвигающейся эпохи» мистика, философа и литератора Г. Ф. Лавкрафта: «… Словно поток принес многих странных поэтов и фантастов, принадлежавших к символистской и декадентской школам, чьи темные интересы сосредоточились в основном на ненормальностях человеческой мысли и чувства… из «художников греха» прославленный Бодлер, находившийся под большим влиянием По, самый значительный; тогда как автор психологической прозы Жорис-Карл Гюисманс, истинный сын 1890-х годов, одновременно суммировал и завершил традицию»53.

Декаданс, как идеализация вырождения активно критиковался в ряде случае, рассматриваясь в качестве проявления массовой истерии или же формы депрессии. Ф. Ницше видел в декадансе лишь форму коллективного невроза, проявлением которого он в частности считал музыку Вагнера, затрагивая в своих рассуждениях при этом разрушительное влияние декаданса: «Проблемы, выносимые им на сцену, – сплошь проблемы истеричных, – конвульсивное в его аффектах, его чрезмерно раздраженная чувствительность, его вкус, требующий все более острых приправ, его непостоянство, переряжаемое им в принципы, не в малой степени выбор его героев и героинь, если посмотреть на них как на физиологические типы (галерея больных!): все это представляет картину болезни, не оставляющую никакого сомнения»54.

Подобные резкие высказывания в адрес символистов, пропагандирующих «декадансное мироощущение», активно синтезируемое с эзотерикой и теософией (большую популярностью пользовались рассуждения Е. Блаватской), а на российской почве соответствующие духовные практики дополнялись принципами религиозной философии, формируя дуалистичную и антиномичную категорию, которую уместно именовать «русский декаданс», который наряду с философскими и социальными имел явные политические коннотации, комплексно проецируемые в массовое сознание, определяя начала полномасштабной ментальной революции, именуемой нами декаденсной.

Вполне уместным в этой связи будет упоминание о рассуждениях Эллиса (Л. Л. Кобылинского), пытавшегося философски осмыслить природу того движения, частью которого он являлся: «Мы – символисты – являемся якобинцами в русской литературе. Аристократический якобинизм – основной дух, например, журнала «Весы». Террористическими ударами по головам мы освободили русскую поэзию и литературу от опутывающих ее всяких оков и от полного погружения в тину бытового маразма. … именно мы, символисты, и открыли дорогу прихода к нам Европы – появлению у нас Ибсена, Бодлера, Ницше, Верлена, Малларме, Э. По, Уитмена, д’Аннунцио, Гамсуна, Верхарна, Роденбаха, Стриндберга, Метерлинка и множества других. …Без нас, московских и петербургских символистов, вы по сей день считали бы, что Альбовы, Мачтеты, Потапенки, Щепкины – Куперники, Боборыкины, романы «Нивы» и особенно сборники «Знания» есть великая литература. Мы открыли вам глаза на величие Врубеля и прочистили уши, чтобы вы поняли музыку Скрябина. Без этого вы по-прежнему считали бы гениальными художниками К. Маковского и Ярошенко и шедевром – умилительную картиночку «Не ждали» <…> Мы объявили художество свободным от всех оков, от идеи пользы, от всех морализующих запрещений. Для искусства нет ничего запретного, оно абсолютно свободно, оно может заниматься решительно всем, что его интересует, – и адом, и раем, и в довершение к этой свободе символисты принесли новые формы художественного творчества, поднимающее его на высокую ступень совершенства»