Сон не обо мне. От Пушкина до Бродского - страница 11



Одна тетушка и радует. Чудо, что она любит, опекает нас. Балует Пушкина. Ко дню рождения фруктов ему послала, милая. Александру 35 лет. Старенький Папенька у наших детишек, но мы все его любим.

Ах и славно детям на природе жить здесь, в Полотняном у брата, я уж подумываю о покупке имения Никулино недалеко отсюда или о Болдине, не переселиться ли нам туда на житье.

Бог с ними, с балами и со двором. О детях надобно мыслить, а Пушкин там славно сочиняет. Но он покамест не решается, хорошо-де там осесть, да мудрено. Типография его удерживает в Петербурге и архивы.

P.S. Ну что прикажете предпринять? Получила письмо от Пушкина. Мой ветреник муж, едва в руках появились какие-то деньги, сел и проиграл их. О чем не замедлил доложить мне. Он, изволите видеть, был так желчен, что надобно ему было развлечься чем-нибудь! Да на что мне благородство, щедрость его души, ежели он не мыслит ни о мне, ни о детях?! Я вся в слезах! Как я молюсь за нас, нещастного мужа моего, детей наших, сестер, братьев, за тетушек и родителей мужа и моих! За Вас, бесценный друг мой.

…сентября 1834 года

Милая N.! Писала уже, как недовольна я бываю моим мужем, когда он того по ветрености и неразумности житейской заслуживает, а прощаю ему все, однакожь. Как он о семье радеет! Как любит меня, детишек! Право, научился с Маминькой ладить. Я уж и не ведаю, каково мне без него на свете жилось бы. Ежели нет письма от него другой-третий день, плачу, словно ребенок. Нам без него неладно! Вот приезжал он повидаться, слава Господу, – детки радовались, и мне щастье. А нынче разъехались. Пушкин уже в Болдине. Там его терзает Безобразов, муж Маргариты, незаконной дяди Василия Львовича дочери, коей никакого наследства не оставлено, а хотят часть Болдина заполучить – у нас, полунищих, отнять. Александр надеется, что его не «оплетут», как всегда. Ах, не верю я его удаче в таких делах. Опрометчив, доверчив, а и самонадеян. Ему бы, да простит меня Господь, такого ж ума в делах, как в сочинениях! Сама я неопытна, да и детьми связана. Вот вечно денег и недостает.

Как ни чудесно было в Полотняном, а в начале сентября наступили непогоды, уже на воздухе не могли дети находиться подолгу – темнота. Не люблю я этого. Нынче мы в Москве, в конце сентября переедем в Петербург с сестрами, которых спасать надобно, как Александра говорит, «из пропасти». Вообразите, дорогая: к Александре три года тому сватался Поливанов, предводитель дворянства, да матушка отказала, что-де к декабрьским мятежникам близок брат его. Вот и вся недолга. Других женихов и не появилось. Маминька не ездит в Москву зимами, а ведь сестры на выданье. Засиделись обе в невестах. Кто, как не я, им в помощь? Поведала бы я Вам о Маминьке, да стыдно, а признаюсь, однакожь. Пьет моя Маминька, да не просто, а со слугами. Как и Папенька! Боже, помоги рабам твоим! Молюсь за всех. Для чего так много бед на меня, на нас?

Я буду сестрам за Маминьку. Хотя и младше я их обеих, да опытней.

…декабря 1834 года

Дорогая N., намедни писала я брату о том, что тесная дружба редко возникает в большом городе, где каждый вращается в своем кругу общества, а главное, имеет слишком много развлечений и глупых светских обязанностей, чтобы хватало времени на требовательность дружбы. Для чего привожу я Вам эти слова мои, чтобы покаяться, что пишу столь редко, и одновременно уверить Вас в том, как мне важно писать Вам, бесценному другу. Вам, и только Вам, единственной, как самой себе, могу я порой все тайное и стыдное поведать! Иногда даже мужу, сестрам не смею того высказать, что Вам пишу. Оттого ведомы Вам, как мало кому, все наши семейные стыдные тайны.