Сон не обо мне. От Пушкина до Бродского - страница 15

Да простит меня Господь, но если бы знали Вы, как сердита я на Маминьку мою! Нет сердца у ней вовсе. Приданого так и не дождались мы, ни от нее, ни от Дединьки. Статую вовсе и не продать. Тяжба с Полотняным бесконечна. Никакие мои усилия не помогли. А история со шляпкой? Могу Вам поведать. Мы с сестрами решили послать Маминьке в подарок шляпу. Стоила она дорого, денег лишних ни у кого из нас нет, но решили мы, что живет она одна, что приятна ей забота дочерей. Буде ссориться! Она нашла ее слишком светлой и вернула в ярости! Боже! Выручила, как всегда, любимая наша тетушка, купила у нас ту шляпку.

Нынче попросила я Маминьку высылать мне содержание ежемесячно. Немного и попросила. Всего 200 рублей. Полагала я, что любовь к внукам, пусть не к дочери, придаст ей щедрости. Где! Дала мне советы, смысла в коих не вижу. Не денег. Я в отчаяньи! В отчаяньи и Пушкин. Нынешней осенью ничего он толком не сочинил, так что и продать издателю нечего. Чем жить? Александр оттого, право, и работать не мог, что голова кругом шла. А приехал, и вовсе голову потерял. Вы не поверите, дает он розги мальчику моему и Машеньке! Я руки ломаю, плачу! На что мне деликатность, бескорыстие мужа и его забота о детях, которых он любит, да наказывает розгами? Не выдержу, не выдержу!

Александра ни днем, ни ночью нет дома, уходит и где пропадает? Полагаю, без женщины дело не обходится. А и хвала Господу – в такую трудную пору нет его в доме. Иначе трудно мне было бы, видя его часто, признаться себе в том, что охладели мы друг к другу! Хоть и тяжко мне, а верить в подобное я не желаю. Только с детьми да на балах, как всегда, отвожу душу от тревог.

Не подумайте, милая, что я в такой степени увлечена балами. Соглашаюсь я с моей Коко, что балы, как ни посмотри, утомительны и скучны, если нет никакого личного интереса, что-де нет ничего более тривиального, чем бал. Мой интерес – потанцевать всласть, уж очень я люблю танцевать. А самое необходимое – встретиться лишний раз не нарочно с полезными для протекций, столь важных для братьев и сестер, людьми, умилостивить лишний раз Его Величество, вечно недовольных Пушкиным, да моим бедным бесприданницам женихов присмотреть. Коко безумно влюблена в Дантеса, хотя и скрывает свои чувства, но неведомо, влюблен ли он в нее. Я пытаюсь свести их и дружескими намеками выведать у него, насколько серьезны его намерения, но тот отделывается шутками и любезностями. Он привлекателен настолько, что многие с ним невольно начинают дружить, сами того не желая даже.

Он ухаживает за Коко, при этом не сводит глаз с меня. Не хватало, чтобы моя дорогая сестра меня к нему ревновала! Было такое, к примеру, на именинах у Карамзиной на даче в Царском. Возможно, это его способ завоевать сердечко нашей Коко. Такая у него игра, он же француз. А даже если он обращает на меня внимание, слегка строит куры, что тут особенного? Все этим занимаются для развлечения.

Вот чего не может понять Пушкин и дуется на Дантеса. Муж мой старше меня намного, братьям и сестрам я сама за матушку. Вот мне и занятно с этим французом: мы – сверстники. Он мне как брат, с которым можно обо всем поболтать. Так живы наши беседы и так ловко мы с ним танцуем! Я мечтала бы танцевать так же с моим мужем, но танцор он, право, никудышный, а разговаривать ему со мною некогда. Бедной сестре пристало бы ревновать Дантеса к моей приятельнице Идалии Полетике, на то есть причины, а не к болеющей за нее сердцем сестрице, матери стольких детей, ждущей к тому же следующего ребенка.