И всё, что я получаю, это смех. Или хуже того — жалость. А от некоторых и неприкрытую враждебность. Женщины не могут взять в руки меч, и им приходится выражать свое недовольство «врагами» через моду.
К Екатерине сегодня пришла сестра короля, герцогиня Саффолк, и я ее изучаю. Она — эталон, на который равняются англичанки. Бездумно повторяют всё за ней, как стадо овец, ведомых волком.
Наряд герцогини целиком состоит из драпировок, стекающих вниз изысканным водопадом. Из-под английского капюшона сдержанно сияет медь ее волос. Герцогиню зовут Мэри, как и мою сестру, но чаще ее называют Мэри-Роуз, потому что она — воплощение красоты и женственности. Настоящая роза Тюдоров.
Не то что я. Я — никто.
И я знаю, как выгляжу, стоя в одиночестве в углу. Мой капюшон сидит так гладко и так далеко ото лба, что его нужно крепить шпильками. Юбки собраны вокруг талии обильными складками, чтобы хоть как-то компенсировать плоскость бедер. Эта мера была бы излишней для такой, как герцогиня Саффолк. Или графиня Суррей.
Неудивительно, что все надо мной смеются. Джордж был прав, я неудачница.
Может, пора переосмыслить свой вид? Это не принесет прямой выгоды семье, но никто больше не сможет указывать пальцем на дурочку Болейн, которая с упорством, достойным лучшего применения, делает вид, что не покидала Францию.
Я ухожу из покоев королевы без разрешения, потому что вряд ли мое отсутствие заметят. Следую в спальню для прислуги. Оказываясь там, я ныряю в кедровый сундук, спрятанный за кроватью, которую мы делим с Джейн Паркер. Мы, как две серые мыши, спим у самой дальней стены.
Со дна сундука я выуживаю лиф из серого шелка, отороченный голубым бархатом. Серый — мой нелюбимый цвет, так что испортить этот лиф будет не так обидно.
С одеждой в руках я шагаю по коридорам Гринвича, направляясь к единственной даме, которая не поднимет меня на смех. Мне нужно к сестре.
Мэри живет в отдельных комнатах, которые, в теории, закреплены за ее мужем — Уильямом Кэри, На практике же он спит где угодно, только не в постели своей жены. Так что я нахожу сестру одну, в окружении лишь пары служанок.
— Нэн!
Она отрывается от шитья, когда видит меня на пороге.
— Как мило с твоей стороны навестить меня! Я думала, ты теперь будешь постоянно занята.
Ее голос немелодичный, но нежный и мягкий, как и она сама. Ее кожа от природы светлее, чем у меня, а глаза золотисто-карие, не угольные, как у нас с Джорджем. Гладкие волосы цвета свежесрезанного дуба Мэри получила в наследство от матери.
Однажды отец отметил, что именно Мэри забрала всё лучшее с обеих сторон — и от Говардов, и от Болейнов. Стоит мне вспомнить об этом, и ревность мигом поднимается, как струйка дыма от потушенной свечи.
Мэри не нужно прилагать ровным счетом никаких усилий, чтобы получить любовь отца. Или внимание короля. Или заботу Джорджа.
Она тянется ко мне с объятиями, но я выставляю руки вперед и вручаю ей лиф.
— Мне нужно изменить его. Надо мной все смеются.
Прозвучало слишком сухо, но мягкая улыбка не слетает с лица сестры, а лишь становится растерянной. Она смотрит на лиф и проводит пальцами по вышивке.
— Лилии, — бормочет она.
— Очевидно.
Я борюсь с желанием выхватить лиф у нее из рук. Недели, недели я потратила на эти лилии! Это символ Франции, и он напоминает мне про ароматные цветы в садах Фонтенбло. Не хочется терять связь с лучшими годами в моей жизни.
