(Внутри города: хаос и первая встреча со стражей)
Когда последний луч света снаружи погас, их охватила полная, давящая темнота и тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием и плеском воды. Они стояли по колено в ледяной воде какого-то подземного хода или старого русла, заваленного мусором.
«Живы…» – выдохнула Весела, прислонившись к сырой стене. Ее руки тряслись.
Радомир кивнул, не в силах говорить. Он чувствовал, как жар внутри медленно остывает, оставляя леденящую дрожь и пустоту. И стыд. Его снова спасла она. Его силу он едва сдержал, чуть не погубив их обоих.
«Вперед, – прошептала Весела, зажигая маленькую масляную лампадку, которую достала из походной сумки. – Знаю выход.»
Они двинулись по узкому, зловонному тоннелю, вода хлюпала под ногами. Через несколько десятков шагов Весела нащупала в стене железную скобу, потянула. Часть стены, замаскированная под каменную кладку, с скрипом отъехала, открывая выход в полутемный подвал, заваленный бочками и мешками. Воздух здесь был спертым, но уже без болотной вони.
Поднявшись по гнилой лестнице, они выбрались в узкий, грязный переулок где-то в глубине Торговой стороны Новгорода. Картина, открывшаяся им, была не менее удручающей, чем вид осады снаружи, но иной.
Город кишел людьми, но это было кишение растревоженного муравейника. Улицы были забиты телегами, скарбом, людьми. Беженцы с посадов ютились под навесами, в сараях, прямо на земле. Дети плакали, старики стонали. В воздухе висела тяжелая смесь запахов: дыма, немытых тел, дегтя, конского навоза и страха. Лица людей были изможденными, испуганными, озлобленными. Слышались крики, споры, плач.
«Хлеба! Царь небесный, хлеба ребенку!» – голосила женщина, прижимая к груди завернутого в тряпье младенца.
«Дорого! Все дорого! Грабят последнее!» – ругался мужик у полупустой телеги.
«Слышали? Опять боярин Твердислав на Вече кричал, что надо сдаться! Говорит, варяги пощадят!» – перешептывались двое прохожих.
«Пощадят? Как Родичишну пощадили? Как Посад жгут?» – зло отвечал другой.
Радомир и Весела, закутавшись в плащи, старались не привлекать внимания, пробираясь к центру. Но их вид – грязные, мокрые, с оружием – все же вызвал подозрение.
«Стой! Кто такие? Откуда?» – двое городских стражников в кожаных доспехах и с секирами преградили им путь на мосту через какой-то проток. Их лица были настороженными, усталыми.
«С посада, господа честные, – быстро заговорила Весела, опуская глаза. – Чудом пробились. Ищем родню. Пропустите, ради Бога.»
«С посада? – усмехнулся один из стражников, окидывая Радомира оценивающим взглядом. – Да ты, парень, больно крепок для беженца. И нож у тебя… боярский. Не шпион ли варяжский?»
Он шагнул вперед, протягивая руку, чтобы схватить Радомира за грудки. Радомир инстинктивно отпрянул, рука потянулась к ножу. Внутри снова зашевелился опасный жар. Ситуация грозила обернуться катастрофой.
(Появление Милолики и спасение)
«Оставь их, Селиверст!» – раздался звонкий, властный женский голос.
Из толпы вышла женщина. Молодая, лет двадцати, но с таким достоинством в осанке и взгляде, что стражники сразу вытянулись. На ней был дорогой, но не кричащий, темно-синий шерстяной плащ с меховой оторочкой, под которым виднелось платье из узорчатой ткани. Темные волосы были убраны под аккуратный кокошник, украшенный скромной, но явно дорогой жемчужиной. Лицо – правильное, с высокими скулами, большими серыми глазами и тонкими, чуть насмешливыми губами. Взгляд этих глаз был острым, проницательным.
