«Серуня». Я едва удержала улыбку, поднимаясь. И кто тут сосна ходячая?
— Тридцать седьмой и восьмой проверь, Рисанюшка, запомнила? Не будем ему говорить, хорошо? — спрятав в переднике свою тщательно оберегаемую драгоценность, попросила Урсала. — Не надобно...
Чувства бабушки я поняла с полуслова. Не хотела она снова насмешек, наслушалась уже за года.
— Проверю... Пойду я, бабушка... А он... Пусть ботинок к косяку приколотит, — нарочито громко порекомендовала я, попрощалась и с поднятой головой прошла мимо «Серуни».
— Сосна ходячая! — ядовито бросила через плечо вместо прощальных слов, не оглядываясь, и поспешно ушла домой, ощущая взгляд мужчины на себе. Кажется, недоуменный.
— О чем она? О чем вы говорили про тридцать шестого какого-то? — услышала уходя.
— Ась? Это мы о птичках, серуня. Их же много. Тридцать шесть, тридцать семь... А то и сорок! Поешь?
Я удалялась быстрым шагом, почти бежала и, о чем они говорили дальше, не слышала. В груди грохотало так, будто я снова превратилась в девочку, которую сейчас задерет зубастый хулиган. Взрослая женщина исчезла, а вместо нее снова к спасительному дому бежала девчонка, которая не слушала никаких внутренних уговоров. Около калитки лежала тушка кролика. Остекленевший глаз смотрел в небо, и на его черном полукруге лежала капля.
Кролик был от Шира.
«Пошли вы!» — отпнув тушку подальше, я вбежала во двор.
Шир был все тот же: гуляка, ходок и буян со списком невероятных инициатив. Даже банда, пусть и поредела, но осталась, превратившись в более официальную структуру охраны за порядком. Главным смотрителем, естественно, был Шир. Кое-что изменилось: раньше они собирались в лесу, а теперь сборы проходили в здании управы.
В комнате, закрепленной за смотрителем, мебели было немного: деревянный стол, высокое кресло, да шкаф с тремя десятками ящиков для хранения бумаг. Все старое, потертое от времени. Стульев для посетителей не предполагалось. На аскетично пустом столе стояла глиняная тарелка с подсохшими остатками супа. На стене над столом висела дряхлая деревянная гравюра, изображающая Катала, пришедшего с поселенцами на место будущей Каталги.
Дрей подпер плечом массивный шкаф из светлого дерева, с удовольствием наблюдая за сходкой.
— Молодые барагозят, надо разобраться. Прижать щенков, — Шир обвел глазами собравшихся. Сейчас в комнате находились шестеро. Кроме Дрея и Шира, присутствовал рыжий бугай по имени Торин, которого Дрей встретил в первый день; на подоконнике сидел толстяк Агрин, которого Дрей едва помнил, он то и дело щелкал пухлыми пальцами, похожими на сосиски; нетерпеливо ходил туда-сюда долговязый, нервный Стир; сидел на корточках мелкий Теон. Сам Дрей улыбался, слушая повестку. Все бередило воспоминания, щекотало какое-то тайное место в памяти, о котором он давно успел позабыть.
Шир привычно устроился на кресле, схватившись пальцами за засаленные рукояти. Дрей вспомнил, как друг и в детстве любил забраться и усесться на повалившееся дерево, так же важно клал локти на торчащие в разные стороны корни и так же неторопливо говорил. Дрей к возвышениям остался равнодушен, на «трон» не претендовал, может потому они и сдружились с Широм, не разлаялись. Даже про то, что теперь ходит в звании князя и стал высшим Волком, Дрей не стал говорить — знал, что Шир воспримет новость болезненно, может даже уязвится. Это Таору было все равно, а Ширу... Шир всегда любил быть сильнее прочих.
