В ответ на его вопрос все засмеялись. Теперь общий смех показался Дрею гадким, даже низким, а лица бывших друзей — неприятными, отталкивающими. Он попытался стряхнуть с себя это ощущение, но глаза продолжали видели все то же.
— Не нам, — Шир уже неприятно улыбался. — Подвязка теперь другая. Там за лесом, у реки молодежь собирается. Пощелкай по носам, забери добычу и возвращайся.
Дрею показалось, что он ослышался. Приказ звучал как запредельный бред.
— На молодежь меня отправляешь? Ого! Может грудных детей еще пощелкать? — съязвил Дрей.
— Нет, брат, только подросшие щенки. О меньшем не прошу.
Остатки смеха на губах задеревенели, превращаясь в гримасу. Дрей непонимающе смотрел на пятерых взрослых мужиков, ощущая, как сахарный налет приятных детских воспоминаний сменяется неприятной липкой жижей.
— Да я лучше по-старому, — медленно проговорил он, все еще надеясь, что сказанное — только шутка. Уже понимал, что не шутка. Но лучше бы сейчас все заржали и продолжили про карликовых медведей... Чтобы все было как раньше — хорошо и просто.
— Порядок новый давно, — обрубил надежды Стир. — Или вали.
Теон кивнул.
Агрин щелкнул костяшками.
Дрей перевел глаза на Шира. Детский друг сидел на поваленном бревне, озабоченно сложив локти на колени.
— Порядок всегда один: как смотрящий говорит, так и есть, — по-отечески мягко сказал он. — Ничего не изменилось. Серый, не ершись. Смысл вламывать своим, когда есть кому? Все как было.
— Все было не так, — обрубил Дрей.
Посидев еще несколько секунд, он поднялся. Не прощаясь, развернулся, ни на кого не глядя. Смотреть на эти рожи уже не хотелось, как и говорить.
— Серый! Дрей! Подумай, слышь? — донеслось вслед.
— Пусть идет.
— Это не дело, Серый... — услышал и шорох.
— Сидеть! Пусть идет... — произнес Шир и крикнул вслед. — Смотри, брат... Подумай!
Ночь за спиной жадно сжирала слова. Дрей удалялся решительно, по пути зло ломая ветки, как лось, прущий через чащу. Шел напролом, ни на что внимания не обращал. В груди бурлила ярость, хорошенько смешанная с горькой досадой: на себя, на то, что «правильный и слишком хороший», на то, что они такие...
«Конченые!» — выругался он.
Когда отошел подальше, обратился в волка и побежал рысью, стараясь уйти как можно дальше. Черные деревья неслись мимо, превращаясь в черную ленту, запах леса бил в нос наотмашь, а в носу еще сидел запах бешеной травы и кабанчика. Бежал долго, пока не уперся в реку. Течение грохотало в ночи, вдоль русла идти не хотелось, поэтому Дрей сел на берегу, без мыслей уставившись на шумящий поток воды, но видел не реку. Видел себя мальчишкой, Шира, время вместе, стремительные бега, ножички, брата за брата, все пополам... Прошлое было жалко. Там жил он — еще молодой дурак — и слишком много хорошего. Пусть большую часть составляла детская, счастливая юность, для которой все хорошо, даже плохое. Но это было, а то, что было — не изменить.
Сколько времени просидел так, Дрей даже не считал, не пытался определить. Откинувшись на холодную траву, он смотрел на колкие звезды уже без мыслей. Ночь, словно черная линия обрыва все сильнее отделяла его от прошлого, погружая в засасывающе-пустое настоящее. То, что было правильно и хорошо там, выходило совсем неправильным и нехорошим здесь, запутаться в этом было легко, а Дрей не любил путаться — путаницы он тоже наелся до тошноты.
