– Я не хочу умирать! – зарыдала Лиля, еще сильнее прижимаясь к Софии. – Я боюсь! Мамочка!– Он придет, – вдруг тихо сказала Арина, не отрывая взгляда от решетки. – Этот… Кащей. Я слышала, как стражники за дверью говорили его имя. Он придет и… и что-то с нами сделает. Для темной магии. Или чтобы короли выкуп дали… а потом все равно сделает. – Молчи, Арина! – резко обернулась к ней Эльвира. – Не нагнетай! – Но это правда! – Арина подняла на нее глаза, полные слез. – Мы все знаем, что это правда! Он не стал бы нас похищать просто так! Мы здесь умрем! В холоде, в темноте, воняющей этой… этой мертвечиной! – Арина, пожалуйста! – взмолилась Милана, закрывая лицо руками. – Не надо!
София крепче обняла малышку, но сама не смогла сдержать слез. Даже Эльвира опустила голову, ее плечи слегка дрогнули. Отчаяние, густое и липкое, как болотная тина, заполнило камеру, смешавшись с зеленоватым светом и запахом сырости. Оно давило сильнее каменных стен.
Байка стоял, прижавшись к холодной скале у пролома, и смотрел. Он видел каждую слезу, каждую дрожь, каждый жест безнадежности. Он слышал их страх, их голод, их холод. Он чувствовал запах их отчаяния, смешанный с запахом тюрьмы и тлена. И жалость, та самая, что привела его сюда, разрослась в его огромной груди до невероятных размеров. Она заполнила все пространство, вытеснив даже страх перед замком и Кащеем. Она стала тяжелой, горячей, живой. Маленькие… Голодные… Плачут… Боятся… Эти простые слова, понятные его медвежьему разуму, жгли изнутри.
Он вспомнил их такими, какими видел всего несколько часов назад: смеющимися на солнце, яркими, беззаботными. А теперь… они были как птенцы, выпавшие из гнезда прямо в пасть змеи. И некому было их защитить.
Вдруг скрипнула тяжелая дверь в глубине камеры. Все принцессы вздрогнули и вжались в стену у решетки, как стайка испуганных птиц. В проеме показалась фигура. Но это был не Кащей.
Существо было низкорослым, кривым, одетым в лохмотья грязно-бурого цвета. Его кожа была землисто-серой, покрытой бородавками и струпьями. Длинные, грязные волосы спадали на узкое, крысиное лицо с маленькими, блестящими, как бусинки, злыми глазками. Оно несло в одной рухе тусклый фонарь с тем же зеленоватым светом, а в другой – деревянную миску с чем-то неаппетитным и черным. Запах гнили усилился.
– Тсссс! Тише, пташечки! – прошипело существо голосом, похожим на скрежет ржавых петель. – Кушать принес! Господин Кащей милостив… пока. Кушайте, набирайтесь силочки… для господина! Хе-хе-хе!
Оно пнуло ногой миску, и она со скрежетом проехала по камням, остановившись у самых ног принцесс. Внутри была какая-то серая, липкая каша, плавающая в мутной жидкости. От нее несло затхлостью и плесенью.
– Хе-хе! А выбор-то у вас какой, принцессица? – ехидно спросил стражник (Байка понял, что это один из слуг Кащея). – Голод – лучшая приправа! Или вы думаете, вам тут пирожки с медом подадут? – Он злобно захохотал, и звук этот был похож на лай больной собаки. – Кушайте, пока дают! А то господин Кащей рассердится… а когда он сердит, он… кусается. Хе-хе!– Фу! – невольно вырвалось у Арины. – Это есть нельзя!
Он повернулся и скрылся за дверью. Тяжелый засов громко щелкнул снаружи.
Принцессы молча смотрели на миску с отвращением. Даже Лиля перестала плакать, уставившись на "еду" широкими, испуганными глазами.
– Я лучше умру, чем съем это! – с вызовом сказала Арина. Она отшвырнула миску ногой. Липкая масса размазалась по камню, издавая тошнотворный запах.– Я… я не буду это есть, – прошептала Милана. – И я, – тихо сказала София, крепче прижимая к себе Лилию. – Надо попробовать… хоть немного, – сказала Эльвира, но ее голос дрогнул. Она сделала движение к миске, но Арина схватила ее за руку. – Нет! Мы не знаем, что это! Может, оно отравлено? Или… или заколдовано? – Если мы не будем есть, мы просто умрем от голода, – с горечью произнесла Эльвира, отдергивая руку. – И тогда Кащей все равно получит то, что хочет… наши жизни. Только медленнее.
